Петербургский сыск. 1870 – 1874 - Игорь Москвин

– Более никого?

– Значит, прежний пономарь знал об инструментах в шкафу нынешнего?

– Не думаю, – задумался отец Александр, – Бардаков сам испросил моего разрешения использовать шкаф под инструмент.

– Так, – Путилин ладонью провёл по подбородку, – значит, не знал. Как звали прежнего пономаря?

– Э—э—э, – на челе священника появилась складка, – ежели не ошибаюсь, то звали его Иваном Максимовичем Новицким, да, именно, Иваном Новицким, – и, не дожидаясь дополнительных вопросов, сказал, – крестьянин из Новгородского уезда, если не ошибаюсь, Тесовской волости.

– Вы адреса всех служителей помните?

– Нет, – скромно потупился священник, – с Новицким неприятная история вышла, большое пристрастие к женскому полу имеет и за это страдает, драку учинил. Сами понимаете держать пономарём такого человека не сподручно, вот со скандалом пришлось его выгонять.

– Понятно, давно случай произошёл?

– Я ж говорил, с полгода будет.

– Нет ли сведений, в столице ли этот самый Новицкий?

– Сказать не могу, – лицо отца Александра озарилось улыбкой, – хотя постойте—ка, кажется, вчера я его видел. Может ошибся, но скорее всего видел, всё—таки, его. Иван Дмитрич, вы думаете…

– Отец Александр, пока не получены сведения, я могу только предполагать, но никак не обвинять.

– Но…

– Вот, именно «но» и оно дорого стоит, ведь от обвинений тяжело отмываться. Распорядитесь, чтобы позвали Бардакова. Стоит ещё раз его послушать.

Через несколько минут перед очами присутствующих в церкви, предстал Иван Степанович, побледневший, скулы выпирали, словно не четверть часа тому Бардаков отвечал на вопросы, а по—крайней мере год назад и за это время не кормили пономаря, а только истязали.

– Ни в чём не хочешь повиниться? – обратился к Ивану Степановичу Путилин, лицо которого ничего хорошего для допрашиваемого не выражало.

– Мои, – кинулся на колени пономарь, – мои клещи из шкафа, – он торопливо крестился, – не брал я денег, Христос – свидетель не брал, был грех в мыслях, каюсь, но не брал, ей Богу не брал. Пусть руки, ноги отсохнут, если позволю себе в Его присутствии, – Бардаков указал рукой на икону со Спасителем, – свой язык ложью осквернить. Не брал.

– Почему сразу от клещей отрёкся?

– Испужался.

– Так, – начальник сыска смотрел строго, что по спине пономаря побежал холодок, – значит, ни в чём не повинен?

– Ни в чём.

– Кто мог твой инструмент взять?

– Да мало ли кто, – Бардаков продолжал стоять на коленях.

– Ты поднимись, но всё же?

– Не ведаю.

– Вчера бывшего пономаря видел?

– Видел, – нерешительно произнёс Иван Степанович.

– В котором часу?

– Час не скажу, а что всенощную до конца не достоял знаю.

– Кого он посещал?

– В его обычае к повару заходить, да к просвирне Логиновой.

– Уведите, – кивнул полицейским Иван Дмитриевич.

– Вы уверены? – Пристав подошёл ближе.

– Пусть денёк посидит, – с тяжёлым вздохом вымолвил Путилин, – для пользы дела. В такие минуты человек готов измениться, так не будем этому препятствовать.

– Ежели так, – потянул разочаровано капитан Зиновьев.

– Так кто же вор? – Недоумённо проговорил священник.

– Ищем, батюшка, ищем. Вот помощник мой Жуков Михаил Силантьевич вернётся, так обязательно с новостями.

– И тогда найдёте вора?

– Не знаю, – Путилин постукивал рукоятью трости по левой ладони, – может быть, сразу найдём, а может, и придётся немножко поискать.

– Сколько это «немножко»?

– Всё зависит от сообразительности наших злодеев, одни настолько, не хочу говорить, бестолковы, что множество следов на месте преступления оставляют, иногда документы, одежду, а иногда дорвутся до дармовой водки, так пустыми руками и берёшь их, а иные умны, на сто шагов, как в шахматах, ходы обдумают. Вот таких сложно поймать.

– Ускользают?

– Не всегда, но бывает, жизнь, она – штука непредсказуемая, – Путилин перекрестился, – не в церкви Божьей об этом говорить.

Вернулся Жуков и подтвердил, что бывший пономарь Новицкий в самом деле приходил в гости к приятелю, который служит поваром. Распили две косушки, после чего Иван Максимович навестил просвирню Логинову, женщину тридцати шести лет, у которой задержался до конца всенощной. Вот когда бывший пономарь ушёл никто не видел.

– Значит, всё—таки Новицкий, – подытожил пристав.

– Надо, однако, проверить, – опять уклонился от прямого ответа Путилин.

– Иван Максимович снимает комнату по Чубарову переулку в доме господине Ягодкина, – дополнил начальника Жуков.

– Поезжай, Миша, за неуловимым Новицким, – обратился к капитану Зиновьеву, – выделите моему помощнику двух дюжих молодцев, так на всякий случай. Мало ли что? А ты, Миша, как найдёшь Ивана Максимыча, так сразу же в участок, мы будем там.

Вместо бывшего пономаря Жуков привёз письмо, в котором Новицкий извещал квартирного хозяина, что собирается на короткое время на родину, к своему отцу, прихворал, мол, тот, прислал из волости весточку.

– А вы, Иван Дмитрич, говорите, – капитан Зиновьев протёр ладонью лицо, – украл деньги и теперь на пути в родную сторонку.

– Дело поправимое, – Иван Дмитриевич стоял у окна в кабинете пристава, – сейчас снесёмся по телеграфу с Новгородским исправником, чтобы он арестовал Новицкого и препроводил оного в столицу.

Исправник статский советник Останкович в свою очередь распорядился приставу 3 стана Анисимову задержать бывшего пономаря, произвести обыск и препроводить в уездный город. Новицкий протрезвел только в поезде, уносящем его в столицу. Два полицейских сопровождения ни на миг не отпускали Ивана Максимовича и сдали с рук на руки земляка в сыскную полицию, приложив акт, в котором указывалось, что при задержанном в карманах было 13 рублей ассигнациями и сорок семь копеек серебром.

С ходу не получилось.

Новицкий оказался совсем не старым мужчиной, какого готовился увидеть Иван Дмитриевич. Лет тридцати пяти, красивое лицо с тоненькими полосками чёрных бровей над глазами, небольшая бородка, ни в коей мере не портившая бывшего пономаря, а наоборот, подчёркивавшая какую—то греческую мужественность.

– Иван Максимович Новицкий, – Путилин долго рассматривал задержанного, пытаясь определить, с чего начать допрос.

– Вы, верно, подметили, – улыбнулся бывший пономарь, – Иван Максимович со старинной фамилией Новицкий, – в голосе звучала эдакая щегольская бравада.

– Иногда получается подмечать, – Иван Дмитриевич ответствовал с улыбкой, – как же вас с такой родословной, – Путилин постучал ладонью по столу, на котором лежали несколько бумаг, – занесло в пономари?

– Жизнь непредсказуема, – коротко ответил Новицкий.

– Что есть, то есть.

– Вот именно.

– Скажите, Иван Максимович, отчего вы так поспешно покинули столицу?

– Дела.

– Кратко, но ёмко, – засмеялся Путилин, – мы с вами, между прочим, не гимназиста с преподавателем играть будем, а выяснять некоторые обстоятельства, так сказать, в некотором роде преступления.

– В некотором роде преступление? Следовательно, не омрачённое кровью. И смею надеяться, что вы полагаете, что я не могу быть к нему причастным? – Удивление сквозило в словах Ивана Максимовича. – Хотя нет, меня бы не доставили в столицу, за тридевять земель. Значит, я под подозрением?

– Годы, проведённые в университете, не дают заскучать голове?

– Конечно, – Иван Максимович закинул ногу на ногу, – думаю, вы курите не всякую гадость, доступную мне?

– Увы, не хочу вас разочаровывать, но я не имею пристрастия к столь пагубной привычке.

– А я вот слаб, – скривил губы, – так в чём меня подозревает доблестная полиция?

– Вы, господин Новицкий. Ответьте на несколько вопросов, потом вернёмся к обвинению.

– Э, господин Путилин, слышал я про ваши методы, но, – Иван Максимович на миг замолчал, – что с вами поделаешь? Задавайте.

– Вечером шестнадцатого чем вы были заняты?

– Посетил прежнее место службы, церковь Святого Александра Свирского.

– Кого—то конкретного, кто, может, подтвердить это?

– Пожалуй, мне скрывать нечего, к первому зашёл к Тихонычу, повару, а потом… – опять замолчал, прикусив губу, – потом домой направился.

– Скажите, Иван Максимович, почему вы так поспешно покинули столицу?

– Почему же поспешно? Я давно собирался посетить родных, а здесь выдалась оказия, вот я в одну минуту собрался и в путь.

– Родственников нельзя забывать, – кивнул головой Путилин, – никогда не знаешь, доведётся ли их ещё увидеть.

– Не смею не согласиться.

– Значит, вы ранним поездом отправились?

– Совершенно верно, если быть точным, то в шесть часов три минуты.